Большой зал, использовавшийся в последние три месяца больше, чем в течение нескольких веков, с каждым днем становился все роскошнее, поскольку все новые гости прибывали с дарами для принцессы, которые леди Прендергаст щепетильно выставляла на всеобщее обозрение. Пеони отказалась надевать что-либо из драгоценностей. Безуспешно попытавшись ее переубедить, леди Прен решила, что множество солдат, присланных в Вудволд, чтобы составить подобающую принцессе свиту, могут заняться полезным делом (в отличие от набивания брюха и заигрываний с самыми молодыми и симпатичными из горничных, что, похоже, было основным их занятием) и посторожить ожерелья, серьги, броши и браслеты, которые она развесила на стенах. И тем не менее украшение зала к балу принцессы стало откровением. Зал выглядел едва ли не тесным из-за множества людей и предметов, которые в нем теперь находились, но одновременно казался более просторным, чем когда-либо. Когда Рози вошла туда, держась за плечом Пеони, дальнюю стену (над которой сидел пленный меррел) было почти не разглядеть, как будто она находилась в другой стране. Если Вудволд и дрожал под подошвами, виной тому были исключительно шаги множества ног, а если его стены и шептали «Рози», никто этого не слышал.
В первые несколько часов бала Рози более или менее ощущала себя собой – настолько, насколько это вообще ей удавалось в роли фрейлины принцессы. Конечно, нет ничего удивительного в том, чтобы чувствовать себя слегка ошеломленной и одинокой на своем первом королевском балу, особенно когда ты притворяешься, что он вовсе не в твою честь, хотя это на самом деле так. И когда где-то в тени скрывается некто, намеревающийся тебя убить, а ты один из всего лишь полудюжины людей, кто об этом знает. Она смотрела на людей, наблюдающих за Пеони, и у многих в глазах читала то тайное обещание и гадала, не ощущает ли кто из них тьму, окружающую их, просачивающуюся на праздничный бал принцессы. Она поговорила со старшим конюшим, чье лицо светилось преданностью будущей правительнице, побеседовала с леди Прендергаст, которая глаз не могла отвести от своей протеже, обратилась к Каллин…
– Туго ей приходится, – заметила та в своей прямолинейной манере, – когда все вот так пожирают ее глазами. Пожалуй, пойду-ка я натяну нос вон тому мерзкому типчику.
Мерзким типчиком был посол герцога Ираминонского. Рози с интересом проследила за тем, как Каллин бочком подобралась к послу и, глядя на него из-под ресниц, задала ему какой-то вопрос, на который тот охотно принялся отвечать, долго и подробно, – чем обеспечила Пеони возможность сбежать.
Пока она смотрела, Роуленд подошел к ней и окликнул по имени. Она едва удержалась, чтобы не отпрянуть от него, но, встретившись с ним взглядом, поняла, что не вполне в этом преуспела, и чуточку неуверенно улыбнулась ему, хотя губы не желали изгибаться вверх. Он явно заметил, что Рози его избегает (за последние три месяца она не сказала ему и трех слов подряд), и был этим огорчен, но даже представить себе не мог всю правду их положения.
– Рози… – начал было он, а потом продолжил поспешно, как будто собирался сказать нечто совсем иное: – Разве мы не можем быть друзьями? Я должен ценить… наши взаимоотношения, поскольку вы с Пео… с принцессой друзья, но и без этого ты… ты мне нравишься. Когда-то мне… мне казалось, что я тебе тоже нравлюсь. Я не забыл, что это ты помогла мне запомнить клички всех собак в Туманной Глуши, особенно бурых среднего размера, которые все похожи друг на друга, и научила узнавать птиц по их пению. Я скучаю по тем дням, которые мы вместе провели в кузнице.
Глаза Рози наполнились слезами, прежде чем она успела взять себя в руки.
– Ох! – в ужасе воскликнул Роуленд, нашаривая носовой платок. – Прошу прощения!
Рози вовремя спохватилась, что не следует утирать глаза рукавом, и принялась искать собственный платок, между делом перекатив в кармане маленькую горгулью. Высморкалась она в свой, но взяла тот, что предложил Роуленд, и промокнула им лицо, так и не ответив на его вопрос, поскольку не могла придумать, как с ним объясниться. Предполагалось, что скоро он сам все узнает и тогда, возможно, поймет, почему она его избегала.
Роуленд не решился задать вопрос еще раз. Он забрал свой чуточку влажный платок и принялся его складывать так, будто выровнять каждый угол с остальными было исключительно важной задачей, а тем временем пытался придумать, что еще ей сказать.
– Нарл передает наилучшие пожелания, – нашелся он наконец.
Рози хмыкнула, очень по-нарловски. Она могла себе представить не так уж много событий, менее вероятных, чем Нарл, передающий кому бы то ни было наилучшие пожелания, да и, насколько ей было известно, сам Роуленд теперь бóльшую часть времени проводил в Вудволде. Он подал прошение, и ему предоставили место в охране принцессы. Но его слова подтвердили ее догадку, что Нарл не придет на бал. Она это знала и все же еще сильнее упала духом.
Роуленд по-прежнему не выказывал желания отойти от нее прочь, и людской напор на некоторое время оставил их в покое: никого не удивляло, что возлюбленному принцессы и ее лучшей подруге нашлось что сказать друг другу наедине. Рози лелеяла мысль о первом указе, который она издаст как принцесса. С таким приданым, какое принцесса может пожаловать лучшей подруге, позволит ли принц Эрлиона своему наследнику жениться на племяннице тележного мастера? Но даже если бы она не сомневалась в утвердительном ответе, это не могло полностью ее успокоить. Айкор был вполне способен солгать насчет расторжения связи, созданной обетом наследника Эрлиона, или отказаться ее разорвать, даже имея такую возможность, если его магия или представление о подданных его монарха подскажет ему, что невредимая связь пойдет на пользу стране или ее правителю.