Но затем Рози наконец осознала смысл его слов.
– Они? – ошеломленно переспросила она. – Но…
– Так иногда бывает, – пояснил Нарл. – Тяжело им придется. Он обещан другой.
– Обещан? – повторила Рози. – Ты имеешь в виду, в мужья?
– Да, – подтвердил Нарл.
Вид у него сделался еще более замкнутым, чем обычно, подразумевая, что больше он не произнесет ни слова. Будь Рози в себе, она бы удивилась, даже столь краткому его ответу: Нарл редко заговаривал на подобные темы.
– Я… я должна ее предупредить, – в замешательстве пробормотала она.
– Ни в коем случае, – возразил Нарл. – Он сам ей скажет. Это их дело. Оставь их. Рози! – окликнул он, когда она отвернулась, слепо уставившись в пространство, и попыталась на ощупь повесить полотенце, но вместо этого уронила его на грязную землю двора. – Рози, она по-прежнему твоя подруга.
А затем он сам накрыл ладонью ее руку, и она опустила взгляд на широкую смуглую ладонь с почерневшими от работы пальцами, лежащую на ее загорелой веснушчатой коже. Нарл убрал руку. Рози снова посмотрела на него и попыталась улыбнуться. Она, похоже, поняла, чтó разглядела на его лице, когда он впервые увидел Роуленда с Пеони: он сам был влюблен в Пеони.
А Рози только что узнала, что влюблена в него.
Она вслепую шагнула прочь, к Пеони и ее корзинке, вспомнила, что еще несколько минут назад была голодна, и сосредоточилась на мысли о том, что ей хотелось есть.
«Я в порядке, – сказала она себе. – Я в порядке».
Это оказалось непросто, поскольку притворство было чуждо ее природе, но нежелание расстраивать друзей оказалось не менее сильным – сильнее, чем ее собственное расстройство.
Они все – Пеони, Роуленд и Рози – каким-то образом пережили этот обед. Нарл затерялся в тенях под навесом кузницы. Взгляд Рози время от времени разыскивал его, находил движущуюся тень, каковой он выглядел, если смотреть с солнцепека, где они сидели. В тот день солнечный свет особенно слепил, полный ярких искорок, которые попадают в глаза, заставляя моргать или даже отмахиваться от них, как будто их можно задеть руками. Она задумалась, как давно… Задумалась, не приходило ли Нарлу в голову признаться в собственных чувствах. Рози подумала, что ей известна причина его молчания: Пеони его не любила, а из Нарла вряд ли вышел бы поклонник, способный ухаживать за ней.
Аппетита ни у кого не было. Порция Нарла исчезла, но съел он ее или скормил одной из деревенских собак, знал лишь сам Нарл.
– Нарл сказал, люди иногда влюбляются мгновенно, – приглушенно пробормотала Рози, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки.
Катриона с Тетушкой плели и зачаровывали амулеты, а Рози только что закончила вырезать волчок, чтобы утром отдать его Джему. Гейбл спал в колыбели, которую одной ногой покачивала Катриона. Джем, Гилли и маленькие постояльцы ночевали наверху, а они ждали в кухне, когда придут ужинать Бардер с Джобом.
Ставни задребезжали. Лето стояло холодное, и любопытный, надоедливый ветер сновал вокруг домов, просачивался под двери и пробирался за воротники. Маревки пребывали в необычайно дурном настроении: усеивали паутину каплями росы так, что лопались нити, и не давали черстветь вчерашнему хлебу, расквашивая его в жижу. Даже мыши, в чьих жилищах всегда гуляли сквозняки, жаловались на холод.
– Так оно и есть, – подтвердила Тетушка. – Я никогда не видела этого собственными глазами, но так бывает.
– Я тоже не видела, – прибавила Катриона, – но я давно уже гадаю, не стоит ли за этим судьба. Необязательно магия, как с той несчастной королевой, которая влюбилась в первого рыцаря своего мужа, но судьба – то, что просто случается с тобой: скажем, ты рождаешься в один день, а не в другой и в этой деревне, а не в соседней.
Рози встала и беспокойно прошлась по кухне, остановившись у Тетушкиной прялки, чтобы погладить нос горгульи. Она подцепила эту привычку у Катрионы так давно, что припоминала, как придерживалась одной рукой за опору прялки, чтобы другой дотянуться до веретена. После каждого поглаживания мордочка как будто на мгновение улыбалась чуточку шире.
– Ты ведь не влюбилась в Роуленда сама, правда? – уточнила Катриона с напускным безразличием.
Она была почти уверена в отрицательном ответе, но не сомневалась, что Рози тревожит не только романтическое увлечение Пеони. Когда Рози повзрослела, Катриону, помимо всего прочего, начали беспокоить мысли о том, что девочка кого-нибудь полюбит. Катриона помнила, что хотела Бардера или никого вообще уже годам к двенадцати, а Флора нашла своего Гиммеля в шестнадцать, хотя потребовалось еще десять лет, прежде чем они смогли позволить себе свадьбу. Рози никогда не проявляла ни малейших признаков влюбленности. Правда, в последнее время Катриона начала задумываться о главном конюшем Вудволда и прикидывала, чтó, во имя всего, что есть на земле и на небе, она сможет сказать, если он станет ухаживать за Рози и та согласится на его предложение. Но этого так и не произошло. А до двадцать первого дня рождения принцессы оставалось восемь месяцев…
С началом последнего года перед этим днем рождения Катриону охватило непреодолимое замешательство. Она обнаружила, что с удивительной яркостью вспоминает события того года, когда родилась принцесса: день, когда они услышали о рождении принцессы, день, когда приехал герольд и объявил о приглашении на именины, а она, Катриона, вытащила длинную соломинку…